Агата Кристи, "Автобиография"

[yanatvr]

Во время переписи населения отец должен был сообщить возраст всех обитателей нашего дома.

— Весьма деликатная работа, — сказал он удрученно. — Слуги не любят, когда их расспрашивают о возрасте. И что делать с Няней?

Няня явилась и, скрестив руки на своем белоснежном фартуке, встала перед папой с вопросительным видом.

— Так что, понимаете, — заключил папа, вкратце объяснив суть переписи населения, — я просто обязан сообщить возраст каждого. Что… э-э-э… мне написать о вас?

— Что желаете, — сказала Няня вежливо.

— Да, но я… э-э-э… должен знать…

— Пишите, как вам кажется лучше, сэр.

Считая, что ей, по крайней мере, лет семьдесят пять, папа осторожно предположил:

— Э-э-э, ну, например, пятьдесят девять? Что-то в этом роде?

На морщинистом лице отразилось страдание.

— Неужели я выгляжу такой старой, сэр? — спросила Няня с неподдельной горечью.

— Нет, что вы, но все-таки что мне сказать?

Няня повторила свой ход.

— То, что вы считаете правильным, сэр, — сказала она с достоинством.

Примирившись, папа написал, что ей шестьдесят четыре года. И в наши дни случается встретиться с подобным явлением. Когда мой муж, Макс, работал с польскими и югославскими пилотами во время последней войны, он сталкивался с реакцией точь-в-точь как у Няни.

— Возраст?

— Какой угодно — двадцать, тридцать, сорок — как вам будет угодно, — отвечали они, дружески разводя руками, — не имеет никакого значения.

— Где родились?

— Где хотите. Краков, Варшава, Белград. Загреб… Где хотите.

Нельзя яснее выразить всю смехотворность этих фактических деталей.

Совершенно так же ведут себя арабы.

— Как поживает ваш отец?

— Хорошо, но только он очень старый.

— Сколько же ему лет?

— О, очень много, девяносто или девяносто пять.

При этом оказывается, что отцу, о котором идет речь, лет пятьдесят.

Но так уж устроена жизнь. Когда вы молоды, вы молоды; когда обретаете зрелость, вы «в расцвете лет»; но когда расцвет сменяется увяданием, вы стары. А уж если стары, то возраст не имеет никакого значения.